Генрик Ибсен и его вопросы

В курсе норвежского Duolingo разделу «Философия» предпослан такой комментарий.

Henrik Ibsen

«Livsløgn» - это непереводимое слово, которое нам особенно нравится; норвежский драматург Хенрик Ибсен развивает это понятие в пьесе Vildanden («Дикая утка»). «Løgn» - это «ложь» или «неправда», а первый слог «livs» означает «жизнь», то есть «livsløgn» - это «жизненно (важная) ложь». По мысли Ибсена, «livsløgn» - это обман, на котором строится наша жизнь, и пока мы в него верим, мы счастливы. Эти «жизненно важные иллюзии» могут быть самые разные: от веры в то, что вы станете знаменитым голливудским актером, до надежды на то, что ваш бывший передумает и снова женится на вас. Когда ложь открывается, человек остается без надежды на будущее и становится внутри пустым, как ракушка без моллюска.
Философия – наука не для малодушных.

Вот так. С детства меня учили, что прожить нельзя обманом - а тут, говорят, без обмана не прожить. Мне стало любопытно, и я решила разобраться, кто такой Генрик Ибсен и для чего он выдумал этот «livsløgn».

Раньше мне это имя никак не встречалось. Я только слышала композицию «В пещере горного короля», которую Эдвард Григ сочинил для пьесы «Пер Гюнт», а пьесу "Пер Гюнт" (как знаю теперь) написал Генрик Ибсен. Вот и все. Мое знакомство с ним не было даже шапочным.

Итак, оказалось, что Хенрик Ибсен - это глыба: драматург, поэт и крайне сложная личность. Его пьесы нередко рисуют темное царство, в котором методично заглушаются все лучи света. Впрочем автор и не пытался дать зрителю надежду – он честно говорил, что не ищет ответы, а только задает вопросы. И вопросы, очевидно, острые: произведения Ибсена всегда вызвали у публики бурный отклик. Даже в 2006-м году, через сто лет после смерти драматурга, пьеса «Et dukkehjem» («Кукольный дом») была в театрах мира самой исполняемой, то есть Ибсена ставили даже чаще, чем Шекспира – выходит, он озвучил что-то очень важное для зрителя и читателя.

Жизнь и творчество Ибсена я изучала, главным образом, по этому фильму:

Я также героически прочитала все пять актов пьесы «Дикая утка» на русском, и потом дополнительно изучила четвертый акт на норвежском, чтобы его посмотреть:

И еще одну пьесу, «Кукольный дом», я посмотрела от начала и до конца. Эта телеверсия произвела на меня сильное впечатление:

На этом в общении с Ибсеном я пока поставила для себя точку… или точку с запятой. Но его вопросы, как мне кажется, я услышала.

Наверно, каждый когда-то в жизни видел мотылька, который бьется в оконное стекло. Зрелище волнительное и печальное. Я за таких бедолаг всегда переживаю и стараюсь выручить, хотя не всегда удается… В пьесах Ибсена главные герои мне напоминают таких вот мотыльков: образы очень точны, убедительны, но эти люди живут в несвободе, они уверены, что любовь непременно надо покупать, что даром ее никому не положено, и вот этой куплей-продажей они плотно заняты и даже не мыслят иной жизни. Среди персонажей второго плана встречаются люди свободные, но они не сообщают своей свободы другим. Они будто появляются лишь для того, чтобы бросить тот мелкий камешек, с которого пойдет обвал и все обрушится в жизни главных героев.

Вернее, обрушится не все вообще, а именно «livsløgn» - "жизненно важный обман", та иллюзия, которая как бы делает человека счастливым. Приведу отрывок из пьесы "Дикая утка", в котором это понятие поясняется. (В нашем переводе «livsløgn» - это «житейская ложь», но я позволила себе исправить это выражение и еще некоторые слова.)

RELLING. Mens jeg husker det, herr Werle junior,— brug ikke det udenlandske ord: idealer. Vi har jo det gode norske ord: løgne.
GREGERS. Mener De, at de to ting er i slægt med hinanden?
RELLING. Ja, omtrent som tyfus og forrådnelsesfeber.
GREGERS. Doktor Relling, jeg gir mig ikke, før jeg har reddet Hjalmar ud af Deres klør!
RELLING. Det turde bli' værst for ham. Tar De livsløgnen fra et gennemsnitsmenneske, så tar De lykken fra ham med det samme.

РЕЛЛИНГ. Пока не забыл, господин Верле младший: не прибегайте вы к иностранному слову - идеалы. У нас есть хорошее норвежское слово: ложь.
ГРЕГЕРС. По-вашему, эти два понятия родственны?
РЕЛЛИНГ. Да, почти - как тиф и гнилая горячка.
ГРЕГЕРС. Доктор Реллинг, я не сдамся, пока не вырву Ялмара из ваших когтей!
РЕЛЛИНГ. Тем хуже будет для него. Отнимите у среднего человека жизненно важную ложь, вы отнимете у него и счастье.

Так ли это? Правда ли, что человеку нужна «ложь во спасение»? Правда ли, что идеалы и ложь – это близнецы-братья?

Лично я думаю, что нет, не нужна человеку ложь во спасение, и есть даже очень высокие идеалы, которые соответствуют призванию и возможностям человека. Конечно, мы помним, что автор ничего не утверждает, он только задает вопрос. Но ведь и вопрос можно задать по-разному – вспомним, как хитрый Карлсон изводил фрекен Бок: «Отвечайте, вы уже перестали пить коньяк по утрам? Да или нет?» А бедная фрекен вообще не пила коньяк… И мне кажется, Ибсен тоже позволял себе подобные шалости, просто чтобы встряхнуть публику. С одной стороны - встряхнуть, с другой - сказать о наболевшем, с третей - задать вопросы. И среди них самый глубинный и основной я слышу так: «Скажите мне, где взять веру в человека? У меня ее нет… быть может, есть у вас?»

Не секрет, что по итогам разных исследований, очень тщательных и научных, скандинавские страны возглавляют список самых счастливых стран мира. Признаюсь, мне это удивительно. Я конечно всего лишь читала книжки, но не сказала бы, что скандинавские сказки, например, излучают радость, скорее даже наоборот. В них какая-то «скандинавская тоска» - тоска Малыша по Карлсону, Мумми-троля по маме и Снусмумрику, тоска Русалочки по принцу… список можно продолжать. Еще в далеком 1996-м я провела три недели в Дании – очень хорошо помню ту поездку и особенно вот это ощущение: как тут благополучно и безрадостно. (Дорогой читатель, если вы любите Данию и там живете – пожалуйста, не метайте в меня тапочки, это просто мое впечатление).

И по тоскливости Хенрик Ибсен, пожалуй, пока для меня на первом месте. Почему? Полагаю, потому что он тосковал по истине, но совершенно без надежды ее обрести. Он будто носил в себе глубокую убежденность в том, что голод сердца и души никогда и никак не утолить. Само это чувство, наверно, я вполне способна понять и даже временами разделить. Но все же чувства и переживания, даже очень глубокие, могут рисовать неточную картину мира. Даже наука физика сообщает нам о том, что чувствами человек способен воспринять далеко не все. Если сказать, что истина – это только то, что я ощутил на опыте, я так и буду «биться» об этот опыт, как мотылек о стекло. Чувства - как погода: я не могу выбирать, что чувствовать. Но могу выбирать, во что верить.

Разумеется, не всякая вера ведет к внутренней свободе. Можно верить в иллюзии - тут я с Ибсеном соглашусь, так бывает, и нередко. Но все равно вера в обман – это неполезно, зависимость - это неполезно. Спросите хотя бы Горлума... Погружение в обман не делает человека (или хоббита) счастливым. Так что по этому пункту - не соглашусь.

В любом случае, читать Ибсена по-норвежски было интересно, ничуть не жалею о потраченном времени. И думаю, справедливости ради, ему можно и нужно сказать спасибо: за поиск и неравнодушие, за попытку высказаться от имени тех, у кого нет голоса. И за вопросы. Будем думать... будем отвечать. И потихоньку учить норвежский.