King-O-Toole-and-St-Kevin.pdf
King-O-Toole-and-St-Kevin.fb2

King O'Toole and St. Kevin
(©) Samuel Lover (1831, 1834)
Король О'Тул и святой Кевин
(©) Сиротенко Ольга Павловна (2015)

Эта книга издавалась в 2022 году.

Если Вы живёте в издательстве, а принтер Ваш зовут Oce VarioPrint 6320 - свяжитесь с автором любым удобным для Вас образом.

На берегу мрачном и суровом,
Где жаворонка трели не слышны,
Где утесы высоки и круты,
Юный святой Кевин устроил себе ложе.

Томас Мур. 

 

Кто не читал о святом Кевине, чье имя Томас Мур воспел в стихах, а позднее - в необузданных и страстных «Ирландских мелодях»? В прекрасной балладе, откуда и взят эпиграф к этой истории, поэт возвестил миру о том, что жаворонок в долине Глендалох не нарушает покой утра ликующей трелью, а также поведал о роковой страсти, которую святой внушил деве Кэтлин, о «коварной синеве» ее очей и печальной участи, постигшей героиню (поскольку святой был «непривычен к нежной грусти» ). Всем памятен скорбный финал, в котором является призрак отверженной:

      … и лишь тень ее тихо скользила 
      по воде, что ее поглотила .

Так, в рамках одной лишь баллады Мур изложил суть двух преданий долины Глендалох, которые иначе едва ли дошли бы до читателя. Но к счастью для тех, кто берется за перо вслед за ним, есть еще предание, им не изложенное - оставленное для 

      руки более недостойной. 

  Однако здесь вниманию читателя будет предложена грубая проза, отнюдь не стихи - рассказ почти дословный, записанный со слов знаменитого краеведа Джо Ирвина, который ведет родословие от древних королей Ирландии и непременно предупредит вас о том, что «на свете полно мошенников, которые наводят тень на плетень и втирают честным людям, что звать их «Ирвин» -  ведь им, разбойникам, известно, что слава Джо Ирвина, знатока этих мест, разлетелась по свету; но вы им не верьте, они только пыль в глаза пускают». Я обещал, что верить буду ему одному, и, потешив самолюбие старого шельмы, отправился в его сопровождении осматривать долину Глендалох. 

Мы добрались до увитых плющом развалин какой-то, очевидно, древней постройки на юго-восточном берегу озера. Мой провожатый сделал важное лицо и провел меня через дверной проем, образованный двумя каменными столбами, на которых покоился длинный плоский валун - подобных сооружений немало по всей Ирландии.

- Это, сэр, - произнес он, принимая торжественный вид, - часовня Короля О'Тула. Вы о нем, верно, слыхали?

- Никогда не слышал, - ответил я.

- Ну и ну! - воскликнул он. - Неужто не слыхали? А я-то думал, весь белый свет о нем слыхал! Ну и ну! Живи да удивляйся невежеству людскому. Если так, сэр, то расскажу вам, раз вы не слыхали,  что жил когда-то в этих краях король О'Тул – старый добрый король. Правил он давным-давно, в стародавние времена. Тогда и Церкви, и все земли вокруг были его владения.

- Неужели, - удивился я, - церкви построили так давно?

- О нет, ваша честь, что вы. Как вы, впрочем, верно заметили, места эти зовутся Церкви, но церкви тут выстроили уже потом, при святом Кевине, отсюда и название пошло; я потому и сказал, что Церкви – то есть эти самые земли – ему принадлежали, и что в этом странного, сэр, ведь уродился он королем и владел ими по праву в те древние допотопные времена. И значит, король наш был малый что надо – любил веселье как саму душу свою, и особенно охоту; только солнышко встанет - он шасть в седло, и за оленями. А времена тогда были славные, и оленей было в достатке - побольше, чем теперь овец; и король наш охотился от первых петухов и до последней трели малиновки.

У нас говорят – добавил он, понизив голос и как бы делая отступление, - что малиновка - Божья птица, и если кто убьет ее, не будет ему счастья.

Вернув голосу прежнюю силу, он продолжил.

- Значит, жил король припеваючи, пока был здоров; но пришло, понимаете, время, король состарился, и косточки его стали поскрипывать. Годы-то брали свое - сердечко стало пошаливать, и не смог он больше охотиться. Загоревал, значит, затосковал наш король. И решил для потехи завести себе гусыню.

- Забава достойная короля, - не сдержал я улыбку .

- Можете смеяться сколько угодно, - произнес Джо уязвленно, - только это сущая правда. И значит, стала гусыня его потешать. Плавала она по озеру, ныряла, форель себе ловила (и не было в Ирландии чудесней форели, чем та форель), а по пятницам и самому королю приносила рыбки, а потом над озером летала, кувыркалась, потешала беднягу-короля, а он глядел на ее кувырочки и так потешался, что бока надрывал от смеха. И стала гусыня самой большой его любимицей и величайшей проказницей. С утра до вечера гусыня потешала короля, и король зажил припеваючи. Стали они жить-поживать. Но пришло время, и гусыня состарилась, как сам король, и косточки у нее стали поскрипывать, и она перестала потешать короля. Загоревал наш король. Не знал он, где отрады искать в целом свете. Некому было его потешить, у гусыни-то прыть была уже не та.

Значит, страшно король затосковал. Но вот, как-то утром гулял он по берегу озера, оплакивал горькую свою долю, размышлял, не утопиться ли ему бедному, безутешному – и тут, откуда ни возьмись – юноша, видный такой, идет ему навстречу.

- Приветствую тебя, - обратился к нему король (он же воспитанный был человек). - Приветствую, - говорит он юноше.

- И тебе мой привет, - отвечает юноша, - приветствую тебя, король О'Тул.

- Верно, - говорит, - я, - говорит, - король О'Тул, полномочный властитель всех этих земель. Но как узнал ты об этом? 

- Неважно, - говорит святой Кевин. 

Потому что, понимаете, - с таинственным видом пояснил старина Джо, снова понизив голос, - это был ни кто иной, как святой Кевин собственной персоной – только переодетый. 

- А ты кто будешь, о смелый юноша?

- И это неважно, - говорит святой Кевин, - тебе пока, - говорит, - не надобно это знать. Но ты, король О'Тул, еще узнаешь, кто я такой, прежде, чем мы распрощаемся.

- Узнать это, мил человек, будет честь для меня, - говорит король очень учтиво.

- Что же, ты это верно сказал, - говорит святой Кевин. – А теперь позволь спросить, король О'Тул, как поживает твоя гусыня?

- Разрази меня гром, – говорит король, - как ты узнал про гусыню? 

- Неважно, - говорит святой Кевин. – Мне сообщили.

- Вздор, - говорит король, - мы с гусыней друзья не разлей вода, - говорит, - и никто наших тайн не знает, не ведает – разве только феи.

- Изволь тогда знать, - говорит святой Кевин, - что феи тут ни при чем, и вообще, - говорит, - с этой шушерой я не вожусь.

- А может и напрасно, мил человек. Им-то легче легкого тебе шепнуть, где закопан горшочек с монетами, а бедняку от них нос воротить не стоит.

- А может, я и сам раздобуду монет, - говорит святой. – И способ знаю получше. 

- Чтоб мне провалиться, - говорит король, - быть такого не может! Или ты их чеканишь?

- Презренное ремесло, - говорит святой Кевин важно. – Чеканить - вот еще.

- Тогда какое же, - говорит король, - у тебя ремесло, что тебе денежки, как ты говоришь, легко достаются?

- Я честный человек, - говорит святой Кевин.

- И какое, честный человек, твое ремесло?

- Я старое делаю новым, - говорит святой Кевин.

- Чтоб я ослеп, ты старьевщик? – говорит король.

- Нет, - говорит святой, - не это, король О'Тул, мое ремесло. У меня, - говорит, - есть дело получше, чем старьем торговать. А что ты мне скажешь, если твою старушку-гусыню я снова сделаю молодой?

Милейший мой сэр, при этих словах у короля прямо глаза на лоб полезли. 

- Ну, - говорит, - если сумеешь, - говорит, - даю тебе честное слово, что заплачу столько монет, сколько ты сосчитать не сможешь, и почту себя твоим должником за такую услугу.

- Не надо мне презренных твоих монет, - говорит святой Кевин.

- Да брось, тебе денежки пригодились бы, - говорит король, хитро глядя на его старенький балахон.

- Я дал обет, - говорит святой, - поклялся, - говорит, - на книге, что не буду при себе иметь ни золота, ни серебра, ни меди. 

- Но немножко-то можно, на самый крайний случай? - говорит король очень хитро, и смотрит ему прямо в лицо.

- Нет, - говорит святой Кевин, – денег я не приму, - говорит, - но принял бы в дар пару акров земли, если ты на это согласен.

- Всей душой согласен, - говорит король, - если сделаешь, как обещал.

- А ты сам погляди, сделаю или нет, – говорит святой Кевин. – Позови, - говорит, - свою гусыню.

Король свистнул - и вот, глядят они: бедняжечка гусыня, будто дряхлая гончая, идет вперевалочку, подходит к хозяину – и король наш, старичок, и гусыня-старушка похожи как две капли воды. Святой глядит на гусыню и говорит:

- Король О'Тул, я за работу берусь!

- Право же, - говорит король О'Тул, - если так, то скажу, что умней тебя нету юноши во всех семи приходах!

- Ну, - говорит святой Кевин, - тебе еще кое-что прибавить придется. Я же не настолько на голову слаб, - говорит, - чтобы наладить твою гусыню совсем задаром. Что дашь мне за работу? Ты мне вот что скажи, - говорит святой Кевин.

- Все, что попросишь, - говорит король. – Ну что, по рукам?

- Идет! - говорит святой. – Такой уговор мне по душе. Значит, - говорит, - вот о чем, король О'Тул, мы с тобой условимся. Согласен ли ты отдать мне всю землю, которую облетит твоя гусыня, когда станет молодой?

- Согласен, - говорит король.

- А слово назад не возьмешь? – говорит святой Кевин.

- Не возьму, честное королевское! – говорит король О'Тул, подняв кулак.

Тут старина Джо, прикрыв рот рукой, произвел шумный звук (вроде «тьф!») и поднял кулак, иллюстрируя действие. 

- Если королевское, - говорит святой Кевин, - тогда уговор, - говорит. – Поди-ка сюда! – говорит он старушке гусыне, - поди сюда, бедная болезная старушка, - говорит, - и я, удалец-молодец, верну тебе былую прыть!

И с этими словами, любезный мой сэр, он благословляет ее крестным знамением. 

- Опа! – говорит, за крылышки берет и пиночком подбрасывает. И тут, милейший мой сэр, она как полетит, словно орел, как закувыркается, будто ласточка перед ливнем. И вот, она полетела вон туда, и дальше мимо склона, и над ложем святого Кевина (то есть, там где оно теперь, тогда его не было, потом святой Кевин там укрывался, чтоб женщины его не донимали), и дальше, над тем концом озера, и вон туда, где водопад (хотя теперь это вовсе не водопад, а так, жалкая струйка; но кабы вы зимой его увидали, потешили бы сердце – шум стоит оглушительный, пена белая как снег, и вода валуны катает, да так легко – будто дети в камешки играют); и дальше над шахтами (то есть теперь там шахты, а раньше не было, свинец тогда еще не нашли, а во времена святого Кевина там добывали одно только золото).

Ну вот, гусыня преспокойно облетела шахты, обогнула вон то озерцо возле церквей (то есть теперь там церкви, а тогда их не было, святой Кевин потом их построил), пролетела над тем вот высоким холмом - и дальше, над ущельем (в том месте Финн Маккул рубанул огромным мечом, а тот меч выковал для него кузнец из Радрама, кровный родственник ему, чтобы ему биться с великаном, который вызвал его на бой в Кара-о-Килдэр; и сперва он рубанул мечом скалу, и проломил ее, как и по сей день видать; да то же угощенье досталось великану: он р-р-раз - и рассек его словно картошку, чем прославил себя и Ирландию); ну вот, пролетела она над ущельем, и дальше над лесом (где мы, помните, видели славный такой водопад – и, кстати сказать, в прошлый четверг был год с тех пор, как одна барышня, мисс Рафферти, упала в этот самый водопад и чуть не потонула – так и была бы утопшей по сей день, да юноша один прыг за ней – а парень-то пригожий – говорят, жил на Фрэнсис Стрит; и вот, он повадился ее навещать, а там они обручились, и на днях, говорят, поженились – прекрасная, знаете, пара). И вот, как я уже сказал, гусыня пролетела над лесом – так, шутки ради - и опустилась у ног короля, свежа как маргаритка, будто с ветки на ветку только перескочила, а меж тем она все владения его облетела.

И до чего же, любезный мой сэр, отрадно было видеть короля – он стоял, открыв рот, и смотрел, как бедная гусыня его летает легко, словно жаворонок. И вот, она к нему возвращается, он ее по голове гладит и говорит: 

- Душечка, -  говорит, - ты у меня самая золотая на свете.

- А мне что скажешь? – говорит святой Кевин.

- Право же, - говорит король, - таких искусников, как ты, я в жизни не видывал.

- И ничего не прибавишь?

- Прибавлю, что я твой должник, - говорит король.

- А землю мне отдашь, которую твоя гусыня облетела? – говорит святой Кевин.

- Отдам, - говорит король О'Тул. – И с радостью,  - говорит, - хотя все до последней пяди теперь твое.

- И от слова своего не откажешься? – говорит святой.

- Не откажусь, - говорит король, - видит Небо.

Святой посмотрел на него очень строго.

- Хорошо, - говорит, - что ты так сказал. Иначе бы тебе несдобровать - и тебе, и твоей гусыне, - говорит святой Кевин.

И не надо смеяться, - сказал старина Джо, слегка обиженно, различив тень улыбки, которую я попытался скрыть. - Нечего смеяться, я же вам сущую правду рассказываю.

Значит, король сдержал свое слово, и святой Кевин остался им очень доволен. Тогда-то он королю и открылся. 

- Теперь я вижу, - говорит, - что ты, король О'Тул, человек честный. А ведь я, - говорит, - для того и пришел, чтобы тебя испытать. Только я переоделся , потому ты меня не узнал. 

- Это верно, - говорит король, – правда, - говорит, - я и не приметил, что ты выпивши.

- Нет, я совсем не о том, - говорит святой Кевин. – Понимаешь, я обвел тебя вокруг пальца, и на самом деле я - это вовсе не я.

- Разрази меня гром! – говорит король. – Кто ж ты такой тогда, если не ты?

- Я святой Кевин, - говорит святой и осеняет себя крестным знамением.

- Царица Небесная! – говорит король, осеняя чело крестом и падая на колени. – Выходит, - говорит, - я вот так запросто болтал с великим святым Кевином! И что ж, - говорит, - ты и правда святой?

- Да, - говорит святой Кевин.

- А я-то думал, ты просто добрый малый, - говорит король.

- Но теперь ты знаешь, что не просто, - говорит святой. – Я святой Кевин, - говорит, - величайший из всех святых.

Потому как святой Кевин – вы, сэр, наверняка знаете, – добавил Джо, потчуя меня очередным отступлением, - святой Кевин считается величайшим из святых, потому что ходил в одну школу с пророком Иеремией.

Ну вот, дорогой мой сэр, так и случилось, что все эти земли попали в руки святого Кевина. Гусыня-то все владения короля О'Тула облетела, не оставила ему ни пяди, потому что святой Кевин, хитрец, ее подучил. Ну и вот, обобрав короля до нитки во славу Божию, святой Кевин остался королем доволен, и они стали друзья не разлей вода (старина король, тот и вовсе души в нем не чаял); к тому же гусыня потешала короля до конца своих дней. И святой, сделавшись, как я уже говорил, хозяином королевских земель, кормил и поил короля до самого дня его смерти – каковой наступил, впрочем, довольно скоро. Потому что бедная гусыня как-то в пятницу ловила форель, но, милейший мой сэр, сплоховала – угря схватила, а не форель – коварного, огроменного, и право же, не довелось гусыне словить форель на ужин королю! Этот угорь словил гусыню, и я его не виню. Однако убить-то он ее убил, а вот съесть – не съел, не посмел набить брюхо тем, что лично святой Кевин благословил.

А король наш так от горя и не оправился, хотя повелел набить гусыню (не луком, то есть, или картошкой - он чучело повелел набить), и хранил ее потом в стеклянном сундуке, смотрел и утешался. И что примечательно, умер бедный король в том же году на Михайлов день. Честное слово, говорю вам сущую правду. И когда он усоп, святой Кевин устроил ему достойные поминки и знатные похороны; и сверх того, мессу отслужил за упокой его души, и гусыню помянуть не забыл.