Кто в цари последний? Никого? Тогда я первый буду... ©

О.Пална очень желала, чтобы появился перевод этих книжек на русский язык - долго мечтала и... даже осуществила мечты.

ПАПА-БУДДА - * * *

Индекс материала
ПАПА-БУДДА
ЭНН МАРИ
* * *
ЛИЗ
ДЖИММИ
* * *
ЭНН МАРИ
ЛИЗ
* * *
ЭНН МАРИ
ЛИЗ
ДЖИММИ
ЛИЗ
ЭНН МАРИ
ДЖИММИ
ЛИЗ
ЭНН МАРИ
ЛИЗ
* * *
* * *
ЭНН МАРИ
ЛИЗ
ЭНН МАРИ
* * *
ДЖИММИ
ЛИЗ
ЭНН МАРИ
ЛИЗ
ДЖИММИ
ЛИЗ
ЭНН МАРИ
ДЖИММИ
ЛИЗ
ДЖИММИ
ЛИЗ
ЭНН МАРИ
Все страницы

* * *

    Он вернулся только ночью, в первом часу. Я уже отчаялась его дождаться, собиралась лечь спать, когда услышала щелчок дверного замка. Он вошел в гостиную – лицо его сияло.
    — Потрясающе, просто невероятно. Жаль, что ты не пришла.
    — Н-да?
    — Лама… он совершил обряд, потом особые молитвы… и вот.
    Он протянул мне ладонь. Там лежала белая, завязанная узлом ленточка, в ней что-то было - но я не могла разглядеть.
    — Что это?
    — Ну, он ее благословил, и надо хранить ее в особом месте, потом вынимать каждый день и читать молитвы, особые, кажется, по двести в день – у меня все записано. И это путь к просветлению.
    — А там в узелке - это что?
    — Горошина. Он сказал, что…
    — Погоди, так это горошина?
    — Да.
    — Обыкновенная горошина?
    — Не обыкновенная, ее освятил сам…
    — Джимми, ты совсем двинулся? У тебя нет времени, чтобы пойти на школьный спектакль, где выступает твоя дочь – такое важное для нее событие…
    — Лиз, это…
    — … зато у тебя есть время на этого дивного ламу, который весь из себя просветленный, и раскрывает тайны мироздания всем вам, особо избранным, пока вы сидите, закрыв глаза, и зад не отрываете, а мы, непросветленные, заботимся о мелочах – бельишко там постирать, ужин приготовить, одежку вам погладить…
    — Лиз…
    — Нет, Джимми, ты выслушай. Ты, значит, приходишь домой с этой чудесной встречи и сообщаешь мне тайну просветления. Вот она, у тебя на ладони — горошина. Какая-то чертова горошина, боже ты мой.
    — Нет, пойми, это символ – ну, чтобы напомнить…
    — Напомнить о чем, Джимми? О том, что у тебя есть долг перед семьей? О том, что и у нас в жизни что-то происходит, не только у тебя?… Джимми, эта горошина… знаешь, что такое? Точь-в-точь твои мозги!
    — Не знаю, что тебе сказать.
    — Что бы ты ни сказал, я слышать этого не желаю.
    В ту ночь Джимми первый раз спал в свободной комнате, хотя, если он переживал так же, то спал немного. Я все время просыпалась, а сон был один и тот же. Подробностей почти не помню, но вокруг были толпы людей, и все выше меня, и я боялась, что меня вот-вот задавят. Я просыпалась, лежала, открыв глаза, и снова проваливалась в сон – и опять: толпа теснит, и нечем дышать. Рано утром я поднялась, но Джимми уже был на кухне и пил чай. Он взглянул на меня, словно ждал, как я себя поведу, - но я уже не злилась, только чувствовала страшную усталость.
    — Чаю будешь?
    — Буду.
    Он встал и включил чайник, я села за стол и закурила. Многовато курю в последнее время. Когда опять начала, курила, может, одну сигарету за чашкой кофе или с бокалом спиртного. Но сейчас утро субботы, без четверти семь. И удовольствия никакого. Тошнота подступает к горлу - даже чай горчит.
    — В Новом году брошу.
    — Миллениум.
    — Вот-вот.
    — А я про постановления даже не думал. — Он повертел в руках пустую чашку.
    — А что тебе бросать. Мяса не ешь, не пьешь, с женой не спишь.
    Он взглянул на меня:
    — Лиз, прости.
    Я затянулась:
    — Джимми, давай потом, ладно? Голова вообще не варит. Только не выдавай, пожалуйста, Энн Мари, что тебя вчера не было. Я сказала, что ты ее видел, но тебе пришлось уйти перед самым концом - у тебя была встреча назначена.
    — Спасибо. Я ей скажу, что она молодец.
    — Она и правда молодец. Ты бы слышал, как ей аплодировали.
    — «Any Dream Will Do».
    — Да, это был ее номер. То есть, она подпевала - солировал один мальчик, но ее голос все оживлял. Она пела просто чудесно.
    — Мне очень жаль, что меня там не было. Правда.
    — Давай потом, ладно?
    — Ладно.
    — Дел еще полно – уже почти Рождество, а я с подарками не разделалась, - когда такое было. И еще этот Вирус-2000 . На работе копируем всю базу на дискеты, уйма времени уходит. Надо бы и с нашего компьютера скопировать.
    — А может, шумиха на пустом месте?
    — Может быть. Но если проснешься первого января, а у тебя все чисто – ни отчетов для налоговой, ни счетов, и неясно, кому что должен…
    — Тогда лучше перестраховаться.
    — Ну, раз уж я так рано встала, этим и займусь.
    Я села в свободной комнате и начала копировать файлы на дискеты. Дело до того механическое, что могла бы и не просыпаться. Да, наверняка это шумиха на пустом месте, но скопировать надо. И в любом случае, все эти праздники – шумиха на пустом месте: разные дельцы пытаются вытянуть побольше денег из не шибко умных покупателей, согласных выложить за поездку на отдых раз в десять больше, чем это обычно стоит. Хорошо, что Иисус воскрес, иначе вертелся бы в могиле. Но Новый год — это праздник, так у нас повелось. Особый момент, когда часы пробьют двенадцать - мама всегда готовилась, вычищала весь дом. Кстати, еще и это. Она болеет, и придется мне убираться и у нас, и у нее. От одной только мысли об этом наваливалась страшная усталость. Купить подарки, накрыть стол … а после Рождества еще Новый год - слава Богу, в этом году гостей принимает Триша. Мы каждый Новый год по очереди собираем у себя родных, - а теперь я бы с этим точно не справилась.
    Я сделала перерыв и окинула взглядом комнату. Постель, где спал Джимми, была неубрана: простыни смяты, одеяло сбито в кучу. Нужно заправить, пока Энн Мари не узнала, что Джимми ночевал не в нашей спальне. Я взялась за край одеяла, но вместо того, чтобы расправить его, забралась в постель и свернулась калачиком – в ней было мягко, уютно и тепло.
    Меня растолкала Энн Мари.
    — Я думала, тебя дома нет - не могла понять, куда ты пропала. А почему ты здесь спала?
    — Я встала рано, копировала файлы, а потом устала и легла ненадолго. Который час?
    — Десять.
    — Боже, пора шевелиться. Поставь-ка чайник, а я бегом в душ.
    — Ладно. Тосты поджарить?
    — Пожалуй. Ты ела?
    — Хлопья.
    — Энн Мари, поехали в «Брэхэд»? К Рождеству надо столько всего купить.
    — А когда? Просто я Нише обещала, что мы с ней встретимся.
    — Знаешь, доча, мне помощь не помешает. Может, позвонишь ей и пригласишь пойти с нами? Вы там погуляете вдвоем, а мы бы вместе потом пообедали.
    — Хорошо.
    День был тоскливый, серый и промозглый, но в торговом центре сверкали гирлянды, и народу было битком. У пещеры Санта-Клауса, окруженной эльфами и оленями, очередями выстраивалась ребятня – всем хотелось туда попасть. Увидев, какие кругом толпы, я приуныла, но к четырем часам я уже отдыхала в кафе, обложившись пакетами. Девочки ушли заглянуть в «Эйч-Эм-Ви» . Я устала ужасно, зато почти все подарки были закуплены, и даже частично продукты. Всего через пару минут они вернулись – Энн Мари размахивала пакетом.
    — Угадай, что тут! Вот, мам, гляди — подарю папе.
    Она вынула из пакета диск и протянула мне.
    — Тибетские песнопения?
    — Перебирала диски на полках и вот, нашла. Как ты думаешь, ему понравится?
    — Понятия не имею, что это за музыка, но я уверена, что ему понравится. — Я повернулась к Нише: — А у тебя как успехи?
    — Брату купила диск, а сестре - подарочный сертификат, в книжном «Уотерстоун». — Ниша села за стол. — Гарприту не угодишь, но он может обменять, если захочет. А Камальджит обожает читать.
    — Сколько им лет?
    — Гарприту двадцать, Камальджит двадцать семь – она в Лондоне, юристом работает. Я младшенькая. — Ниша состроила рожицу и повернулась к Энн Мари: — Чуть не забыла: Гарприт оценил твое выступление.
    — Гарприт?
    — Он, конечно, прямо так не сказал. «А ничего голос у твоей подруги, нормально выступила», — так он выразился, но это значит, он потрясен. А мне сказал: «Ты, Ниша, тоже ничего», - значит, я для него почти как Мадонна.
    — А твои родные были на спектакле?
    — Мама была, Гарприт и тетя Нихал. А Камальджит вернется только через неделю.
    — Как жаль, что я с ними не познакомилась.
    Я почувствовала, что заливаюсь краской. Вчера я схватила Энн Мари и унеслась домой, не сказав ни слова Нише, не уделив ее родным никакого внимания. Как-то придется наверстывать. Я так зациклилась на том, что происходит между мной и Джимми, что ничего вокруг не вижу. Энн Мари с Нишей теперь не разлей вода. А я вчера ни с ней, ни с мамой Ниши даже не поздоровалась. Наверно, обидела их ужасно. Боже, только бы не подумали, что все из-за цвета кожи.
    Девочки ушли за напитками, а я принялась разглядывать обложку диска. Небо ясно-голубое, горные вершины такой белизны, что озноб пробирает.
    Для Джимми я купила только спортивную рубашку и несколько пар носков – почти дежурный подарок, сошел бы для мужа сестры, например, - не такое, что даришь близкому человеку, чтобы лично ему понравилось. Но я теперь даже не знаю, что бы ему понравилось. И что я могу подарить? Поездку на выходные в Тибет? Трусы с орнаментом из цветков лотоса? Или снежный шар с Буддой вместо Санта-Клауса?
    Но Джимми до Рождества не было дела, так что я напрасно ломала голову. У них с Джоном всегда в конце года дел невпроворот – все хотят к Рождеству что-то подновить, а тут еще миллениум. Так что они решили после праздников пару недель отдохнуть. Мне тоже причиталось еще несколько выходных, и я надеялась, что мы станем чаще бывать вместе, и отношения между нами наладятся. В конце концов, Новый год – самое время начать с чистого листа.
    В канун Рождества мы с Энн Мари пошли на полуночную мессу. На Рождество в церкви всегда очень красиво – вертеп, и свечи. И новый молоденький священник – не то, что прежний, отец О'Рурк. Тот все твердил про чистилище, а у этого легкий ирландский акцент, и все проповеди - о прощении, о милосердии. Его слушаешь - и начинаешь лучше к себе относиться.
    Как правило, на мессе я просто исполняю обряд. Во что я верю – не знаю. Думаю, Бог есть, а Иисус был хороший человек – вот, пожалуй, и все. Но мне всегда казалось, что Энн Мари не должна расти в пустоте, нужно дать ей что-то. Мне хотелось, чтобы в детстве у нее была какая-то опора.
    На самом деле, я почти никогда не чувствую, что говорю с кем-то во время молитвы, или что меня кто-то слышит. Но в ту ночь после причастия, когда священник в наступившей тишине убирал утварь с алтаря, – тогда я это ощутила. Из глубины моей души поднялось что-то настолько сильное, что вся моя обида на Джимми куда-то испарилась. Я люблю его, он любит меня, и потом, не он один виноват. В последнее время я так вымоталась и скисла, что даже не пыталась понять, каково ему.
    Неподалеку от нас, на соседней лавке сидела женщина с малышом на руках. Он спал, укутанный в конверт, белая шапочка из пушистой шерсти почти закрывала личико. И женщина сидела так тихо, была так поглощена ребенком, что они казались единым целым. Я ощутила, как у меня раздирается что-то внутри. Если бы мы с Джимми сошлись, я могла бы забеременеть. В конце концов, Триша вот ждет ребенка – а мне неужели не суждено? После второго выкидыша я сдалась, но то было пять лет назад – может, теперь это лечат. Я закрыла глаза и помолилась. Не словами – во мне было лишь глубокое, сильное чувство. Ребенок. Хочу ребенка. И он соединит нашу семью.
    Джимми уже спал, когда мы вернулись. Должно быть, вымотался – сколько они с Джоном трудятся сверхурочно. Я тихонечко устроилась рядом, хотя вряд ли что-то могло сейчас его разбудить – он и сам, как дитя, крепко спал, грудь его медленно поднималась и опускалась. Я лежала рядом, слушала его дыхание, думала о том, что говорил священник. Милосердие. Надо к людям добрее быть, мягче. А я с Джимми вела себя не очень-то мягко. Надо поговорить с ним спокойно, не злиться, выслушать его, понять, что с ним происходит.
    Рождество прошло прекрасно. Утром я сводила маму на мессу, ближе к обеду привезла ее к нам, а во второй половине дня, когда она чуток устала, Джимми забросил ее домой. Потом к нам заглянули Джон и Триша с детьми, и все было почти как прежде - только Джимми не пил спиртного. Вечером, когда гости ушли, а Энн Мари поднялась к себе послушать новый диск, я присела на диван возле Джимми.
    — Может, сходим куда-нибудь завтра вдвоем, только ты и я? В кино, например, а потом где-нибудь поужинаем?
    — Давай, дело хорошее. А во сколько?
    — Сейчас гляну в газету. «Титаник» начинается в три, а потом можно в китайский ресторан, или в индийский, или еще куда-нибудь.
    — Давай чуток попозже? Я в Центре обещал, что завтра начну.
    — В Центре? Ты же говорил, что там закрыто будет на праздники.
    — Ну да, я потому и могу поработать. На праздники все уедут, но ринпоче даст мне ключи.
    — Вы же собирались отдыхать две недели.
    — И отдохнем, как раз у меня будет время там поработать.
    — Значит, это не заказ.
    — Нет, это я добровольно.
    Я поднялась, подошла к столу и включила лампу. Я старалась держать себя в руках, не рубить с плеча, помнить о том, что решила вчера: надо быть мягче, постараться понять его точку зрения.
    — Джимми, я надеялась, что в праздники мы побудем вместе. Не так часто у нас получается – вот так собраться всей семьей.
    — Мы соберемся. Я же в Центре буду не каждый день.
    Я снова села к нему.
    — И мне бы хотелось, чтобы мы побыли с тобой вдвоем. Только ты и я.
    — Конечно, все устроим. Вот завтра вечерком давай куда-нибудь выберемся, только с утра я хочу поработать, чтобы при свете дня. Сейчас рано темнеет – лучше начать пораньше.
    Но мы никуда не выбрались. Днем я зашла к маме, заметила, что дышит она как-то тяжело, и вид ее мне не понравился, и я вызвала врача. К ней обычно приходит молодая женщина-врач, которая ей нравится, но в тот вечер пришел незнакомый мужчина – наверно, ее не было, а он ее замещал. Врач быстро измерил маме давление и послушал легкие.
    — Она сейчас принимает лекарства? — Спросил у меня, будто ее тут не было.
    — Да, вот эти таблетки. — Я протянула ему пузырек, и он прочитал этикетку.
    — И как долго?
    — С прошлой недели, до этого пила другие. У нее брали какие-то анализы, а теперь надо еще другие сдавать.
    — Возможно, это побочный эффект. Причин для беспокойства, наверное, нет, но лучше позвоните в больницу и запишитесь на прием к своему врачу, сразу после праздников. — Он повернулся к маме и сказал чуть громче: — Теперь только отдых, и все. И с застольями в Новый год поосторожней!
    — Слушаюсь, доктор.
    Когда он ушел, мама сказала:
    — Я же тебе говорила, что со мной все хорошо. Не надо было его вызывать.
    — Лучше перестраховаться. Ты слышала, что он сказал? Давай-ка, ложись в постель.
    — Если сейчас лягу, то ночью не усну. Лучше я тут на диванчике отдохну.
    — Ладно, только обязательно полежи. Я ужин пока приготовлю.
    — Вы же хотели пойти в ресторан.
    — В другой день пойдем.
    — Со мной все хорошо. Ты иди.
    — Мама, ты же слышала, что сказал врач. Тебе велено отдыхать. И в любом случае, к Новому году тебе надо поправиться.
    — Да, было бы жаль не пойти к Трише.
    Энн Мари распахнула дверь.
    — Мам, представляешь, Гарприт хочет, чтобы мы с Нишей выступали на его вечеринке.
    — Что за вечеринка такая?
    — Караоке-дискотека в честь миллениума, в огромном зале на Джорджс-Кросс. Он уже кучу билетов продал.
    — А когда это все?
    — Под Новый год, вечеринка на всю ночь. Он будет на ней ди-джеем, а желающие будут петь под караоке. Он хочет, чтобы мы спели прямо в полночь, после боя часов. Вот будет здорово!
    — Энн Мари, мы же идем к тете Трише.
    — Мам, я знаю, но я очень-очень-очень хочу. Гарприт считает, что нас примут на ура. Разреши, ну пожалуйста.
    — Нужно с папой поговорить. А кто там будет? Я не могу тебя одну отпустить в такой час.
    — Нишина сестра отвезет нас на машине. Она уже дома, приехала на праздники. Мам, пожалуйста, это просто сказка — выступать перед такой толпой.
    — Хорошо, я поговорю с папой.
    — Спасибо, мамуль.
    Конечно, мы ей разрешили. Ведь она растет, и я всегда знала, что однажды она пойдет своим путем. Только не думала, что наступит так скоро.
    Не ожидала я и очередного сюрприза от Джимми.