Кто в цари последний? Никого? Тогда я первый буду... ©

О.Пална очень желала, чтобы появился перевод этих книжек на русский язык - долго мечтала и... даже осуществила мечты.

ПАПА-БУДДА - ЛИЗ

Индекс материала
ПАПА-БУДДА
ЭНН МАРИ
* * *
ЛИЗ
ДЖИММИ
* * *
ЭНН МАРИ
ЛИЗ
* * *
ЭНН МАРИ
ЛИЗ
ДЖИММИ
ЛИЗ
ЭНН МАРИ
ДЖИММИ
ЛИЗ
ЭНН МАРИ
ЛИЗ
* * *
* * *
ЭНН МАРИ
ЛИЗ
ЭНН МАРИ
* * *
ДЖИММИ
ЛИЗ
ЭНН МАРИ
ЛИЗ
ДЖИММИ
ЛИЗ
ЭНН МАРИ
ДЖИММИ
ЛИЗ
ДЖИММИ
ЛИЗ
ЭНН МАРИ
Все страницы

ЛИЗ

    Сначала я ушам своим не поверила.
    — Джимми, как это «воздержимся»?
    — Ну, понимаешь… ну, чтобы вот без этого какое-то время.
    — Да смысл мне ясен, умишко-то есть еще, я просто не понимаю. Что с тобой? У тебя кто-то есть?
    — Нет, разумеется.
    — Та Барбара, да?
    — Лиз, тебе же прекрасно известно, что у меня кроме тебя никого нет, и не было никогда.
    — Не знаю, мы как-то странно живем в последнее время.
    Джимми сидел на большом стуле под лампой, свет падал ему на лицо – черты его казались резкими.
    — Ну, после той вечеринки у Джона я подумал – надо что-то менять. Стыдно было ужасно. — Он говорил медленно, будто ждал, пока слова придут, и глядел куда-то вдаль. — С тех пор я решил. Отказаться от мяса, от выпивки. Ну и так, еще от чего-то – много есть мелочей, каждый день что-нибудь да находишь. Скажем, пью чай, захотел шоколадку – и не ем. Или вот мне намекнули, что лошадь придет первой, а я на нее нарочно не ставлю. И знаешь, кажется, у меня получается.
    — Получается? Ты о чем?
    — Ну, сдерживать свои желания.
    — А как же мои желания, Джимми?
    Он промолчал – так и сидел с глупым видом. Внутри меня закипала ярость. Я старалась быть спокойной, старалась его выслушать, но он как уставился в точку – и давай гундеть о своем, а остальных будто и нет. И можно подумать, он открытие совершил, и сам лично все придумал. А на кой тогда Великий пост?
    — А как же я, Джимми? А может, я свои желания не хочу сдерживать? Что тогда?
    Он взглянул на меня так, будто я говорила на китайском.
    — Прости, Лиз, для меня это правда очень важно. Я поговорил с ринпоче, и он сказал…
    — Джимми, да шел бы он к чертям, твой ринпоче.
    — Лиз… — Он положил руку мне на плечо. Не знаю, что больше его изумило — бранные слова или весть о том, что кому-то ламы не указ.
    — Что-то курить захотелось. — Я открыла ящик стола, где лежала пачка сигарет – для мамы, на всякий случай.
    — Но ты же много лет не курила.
    — Ну да. Если забыть про сигарету на свадьбе Дениз три года назад.
    — Но ты ведь не хочешь начать по новой?
    Я взяла сигарету в рот, чиркнула спичкой и прикурила.
    — Нет, Джимми, не хочу, это точно. Но начну. И если ты желаешь, как ты это именуешь, отрешиться от желаний – валяй, отрешайся. — Я затянулась. — Только сперва хорошенько подумай о последствиях. Потому что я вовсе не намерена следовать твоему примеру.
    Громкие слова. Намерена ты или нет - если муж не хочет, едва ли у тебя есть выбор. Не заставлять же его.
    Тогда, конечно, я не верила, что это надолго. Думала, дурацкий розыгрыш. Если тринадцать лет семейной жизни и чему-то меня и научили, так лишь тому, что увлечения Джимми долго не длятся. Вот он как угорелый носится с какой-нибудь идеей, а через минуту начисто о ней забывает. И все эти замыслы его безумные – полетать на дельтаплане или ринуться с моста на резиновом канате – мы проходили уже миллион раз. Целыми днями он чем-то бредит, а потом раз – и переключился на что-то еще. Я вообще была изумлена, что этот его буддизм продлился больше двух недель. Но воздержание — исключено. Я думала, пройдет меньше недели. В первый же вечер, когда он придет домой слегка в настроении — а я-то замечу, — прижмусь к нему, как ляжем спать, обниму, приласкаю, где надо, и все будет в порядке.
    Но шла неделя, другая – и ничего не случалось. Для нас это было совсем не нормально. Не знаю, что тут норма – об этом не очень-то поговоришь (а разным журнальным статьям я не верю), - но нам всегда хорошо было вместе, нас друг к другу тянуло. И не было такого, чтобы шли недели – и ничего.
    Странно, я не задумывалась об этом раньше – но с чего бы? Ведь, скажем, не думаешь, открывая кран, почему вода течет. Если вдруг не потечет – тогда начнешь думать. Мне и в голову не приходило размышлять, как бы я без этого обошлась. Я стала раздражительной, колючей.
    И вот, однажды в пятницу я отправила Энн Мари на ночь к бабушке. Джимми задерживался – они работали в Пейсли и хотели все закончить к выходным, так что у меня было время подготовиться. Я накрыл стол, зажгла свечи, поставила вазу с букетиком фрезий – обожаю, как они пахнут. Делала все это не спеша, с удовольствием, предвкушая вечер. Набрала ванну с душистой пеной и пролежала в ней целую вечность. Потом побрила ноги и смазала кремом – кожа стала нежной и блестящей. Достала со дна комода самое соблазнительное белье. Я не часто такое ношу, но добавить остренького в отношения порой не мешает - надо видеть лицо Джимми. В общем, когда он пришел домой – и если еще учесть, что несколько недель уже не было ничего, - я была совершенно готова.
    Я думала, он сразу поймет, что к чему: короткая юбка, боевая раскраска – я же не часто так наряжаюсь, чтобы просто вечерком выпить с ним чаю. Но он только взглянул на цветы и на свечи и сказал:
    — Красиво, малыш. У меня есть время принять душ? Я весь липкий — в машине жара была, как в печке.
    — Конечно, ступай.
    После душа он вернулся в кухню и сел за стол.
    — Тебе налить чего-нибудь?
    — Соку апельсинового.
    — Может, пива или чего покрепче? Я буду джин с тоником.
    — Нет, малыш, спасибо.
    Он взглянул на меня, потом на свечи и цветы.
    — Я что-то забыл? Годовщина у нас не сегодня, это я помню.
    — Не сегодня, — сказала я.
    — Слава Богу.
    — Просто я подумала, может, мы посидим с тобой, поговорим, устроим себе маленький праздник. Как-то не удавалось в последнее время побыть вот так, вместе.
    — И не говори, как-то все завертелось: и заказ этот в Пейсли, и в Центре куча дел – к нам же лама приедет.
    Я решила взять быка за рога, пока он про лам своих не заладил, — подошла к нему и уселась на колено. Потом обняла его, лизнула мочку уха и поцеловала в шею. Обычно этого было достаточно, чтобы он завелся, но теперь, похоже, не подействовало.
    — Джимми, — выдохнула я ему в ухо, — пойдем, я ужасно хочу. — Он любит крепкое словцо, но мне было так неловко, что и эти слова я из себя еле выжала. Я взяла его руку и положила себе под юбку.
    Ноль эмоций. Не полный, конечно, ноль - что-то в нем шевельнулось, но он железно был намерен хода этому не давать.
    Очень спокойно он убрал мою руку и сказал:
    — Лиз, не надо.
    — Что не так, Джимми?
    — Все так, малыш, просто - я же говорил тебе, что хочу воздержаться на какое-то время.
    Я поднялась. Ноги едва держали. Я подошла к столу, достала сигарету и сунула ее в рот.
    — И на какое не время?
    — Не знаю. Я еще в пути, и не знаю, куда этот путь приведет.
    Я затянулась и выдохнула дым через нос – для большего эффекта.
    — Да ты чо?
    Но Джимми сарказма не заметил.
    — Мне нужно увидеть все ясно - иначе, яснее, чем теперь. А потом, наверное, мы могли бы …
    — Только я ласты склею раньше, чем оно с тобой случится, это прояснение.
    — Лиз, не надо.
    — Конечно, и это не беда – вы же верите переселение душ – так у вас, у буддистов? Может, еще дождусь – как-нибудь, в другой жизни.
    Я едва не велела ему уйти. Такое унижение – расфуфырилась, стоишь перед ним, чуть не умоляешь, а он не изволит. Но тяжело решиться на разрыв, когда вместе прожито столько лет. И потом, у всех семейных пар жизнь полосами – то белая, то черная; и я думала, у нас просто полоса такая, и не сегодня – завтра он придет в чувство.
    А тут еще столько дел навалилось, что забот и без того хватало. На работе аврал, телефон трезвонил почти беспрерывно. К нам пришла новая сотрудница, Никки – девочка милая, старательная, но я должна была ввести ее в курс дела, показать ей, где и что, и это отнимало время. И маме стало хуже. Она после весенней своей болезни так и не оправилась. Доктора не находят причину, но она сильно сдала, и я очень волнуюсь – она не ест как следует. Захожу к ней почти каждый вечер, либо до, либо после ужина. Пока мы выпьем чаю, пока я приберусь, на часах уже половина восьмого, и я совершенно без сил – хочется только свернуться калачиком на диване, посмотреть чушь какую-нибудь по телеку и пойти спать.
    И перед Энн Мари чувствую себя виноватой. Надо уделять ей больше времени – она теперь так быстро взрослеет. А Джимми либо на работе, либо в этом своем Центре - тоже почти ее не видит. И по магазинам пора пройтись, разобраться с подарками к Рождеству - всего месяц остался. У меня обычно в это время половина подарков уже припасена. Но я так измотана, что даже думать об этом нет сил.
    У Триши был выходной, и мы договорились встретиться и пообедать. Раньше мы вместе закупались к Рождеству, посвящали этому какой-то день, но в этом году я так и не выбрала времени. Наверно, можно было взять отгул, но просто не было сил целый день таскаться по магазинам. Закрываются они поздно, и можно закупиться после работы или в субботу – и взять с собой Энн Мари. Но я опасалась, что Триша подумает, будто после той размолвки между Джимми и Джоном я ее избегаю. Они между собой через пару недель помирились - трудно все-таки не общаться, когда вместе работаешь, - но Триша по-прежнему как-то не отошла. И мне кажется, она обиделась даже сильнее, чем Джон. Понятно, что ко мне эта обида едва ли относилась, но твердой уверенности в этом не было.
    Мы встретились в греческом кафе неподалеку от нашей конторы. Триша пришла минут через пять после меня с целой охапкой пакетов.
    — Народу – тьма просто, но зато с подарками я разделалась.
    — А я еще даже не начинала.
    — Осталось еще ребятам купить мешочки для подарков, но с главным покончено. Еще по каталогу заказала кое-что.
    — А мы, может, в субботу с Энн Мари соберемся. Если выйти пораньше, народу должно быть немного. А может, съездим в «Брэхэд» . Машину возьмем.
    — Мы в ту субботу там были – это ужас просто. Парковаться негде — никогда такого не видела. Джону пришлось высадить меня у «Маркса» и оставить машину где-то вообще в другом месте. Если вы туда соберетесь, берите Джимми, иначе сами все понесете, а там прилично идти пешком.
    Официантка подошла к нашему столику.
    — Пить что-нибудь?
    — Минеральную воду, пожалуйста.
    — А мне «Эплтайз», будьте любезны.
    — Триша, ты уже выбрала?
    — Да. Будьте добры, мне суп и мусаку .
    — А мне сначала креветки, и потом тоже мусаку. Спасибо.
    — Уютно здесь, правда?
    — Да. Народу только многовато. Хорошо, что мы столик заказали.
    — Мы с Джоном тут были в прошлую субботу. Надо здесь как-нибудь вчетвером пообедать.
    — Да, как-нибудь.
    — В последнее время мы так редко видимся.
    — А мы почти никуда и не выбирались.
    — Тогда давайте в праздники сходим куда-нибудь.
    — Давайте, а то потом опять работа затянет.
    — Мне хочется отдохнуть как следует, пока можно побездельничать. — Она заулыбалась. — Лиз, не могу больше секретничать — я опять в положении.
    — Триша, поздравляю!
    Меня будто ударил в живот - стало трудно дышать. На лице я держала улыбку, но внутри была страшная горечь.
    — А когда срок?
    — Седьмого июня.
    — Ну, удивили. Не знала, что вы хотели еще детей. Или это Джону подарок на сорокалетие? — Старшему их сыну исполнилось четырнадцать, младшему десять. Я думала, на этом они успокоились.
    — Мне всегда хотелось еще одного. Когда родился Дрю, я решила чуток отдохнуть, а потом на работу вышла, и… ну, сама знаешь – все время некогда.
    Официантка принесла напитки. Триша отпила воду, взглянула на меня и продолжила, понизив голос, хотя рядом никого не было:
    — На самом деле, мы пару лет назад решились. Мне исполнилось тридцать пять, и я подумала, что лучше не затягивать. Но у нас не получалось и не получалось, и если честно, я уже перестала надеяться. Решила, что поезд ушел.
    Я кивала. Триша говорила, прерываясь иногда, чтобы глотнуть воды.
    — Я даже как-то не ожидала – раньше-то я беременела моментально. А потом я познакомилась с одной женщиной, врачом из консультации, она тоже в положении, и вот она рассказала про тест на овуляцию. Ну, когда определяешь, в какой день наибольшая вероятность зачатия. Я купила коробочку, в нужный момент велела Джону собраться с силами — и вот вам результат.
    — Представляю, какое было у Джона лицо, когда ты ему велела: ну-ка, давай, быстренько собирайся с силами.
    — Ладно, футбола по телеку не было, так что никто не ворчал.
    — И какой уже срок?
    — Тринадцать недель. Была на УЗИ, все в порядке.
    Своих я потеряла на сроке восемь и девять недель. Интересно, помнит ли Триша.
    — Мне предлагали сделать анализы - если матери за тридцать пять, есть риск, что родится даун. Но я отказалась.
    — Правильно, ты же все равно будешь рожать.
    — Именно. Скоро опять пойду на УЗИ – надеюсь, нам уже скажут, кто у нас – мальчик или девочка.
    — А тебе надо знать заранее?
    — Да. Очень хочу девочку. Конечно, я люблю своих мальчишек, но мне всегда хотелось девочку. И будь я уверена, что это девочка, я бы с таким удовольствием подбирала ей одежку. Даже сегодня кое-что купила – смотри.
    Она потянулась к пакету и вынула маленькое платьице, розовое с белыми оборками, и белые ажурные колготы.
    — Конечно, это все глупости, но если мальчик родится, я обменяю. Просто я всегда мечтала наряжать девочку. Для девочек столько всего миленького. А мальчишки вечно возятся где-нибудь, в футбол играют, по земле валяются – им бестолку что-то приличное покупать.
    — Энн Мари тоже играет в футбол.
    — Это я помню.
    — Девочки разные бывают. Купи ей платье с оборками – и она такое устроит…
    — Да, но ты и не развивала в ней женственность.
    Я ушам своим не поверила.
    — Это как?
    — Что ты, я тебя не критикую. Просто говорю, как есть.
    Подошла официантка.
    — Суп?
    — Это мне.
    — Креветки?
    — Спасибо.
    Только потом, на работе, я поняла, как разозлилась на Тришу. Энн Мари, видите ли, женственности не хватает. А сама-то она как своих ребят воспитывает – я уже молчу. Шон и Джерри такие оболтусы, ни стыда, ни совести. А она говорит: мальчишки – что с них взять. А когда Дрю, самому младшему, было два года, ему приглянулась одна из кукол Энн Мари, и он утащил ее домой, а Триша отобрала – «мальчики в куклы не играют». Ребенок все глаза выплакал, и у Санта-Клауса потом просил себе куклу на Рождество, а она купила ему футбольную форму «Селтик».
    Я выглянула в окно. Очередной серый день, дождь моросит, и тоска пробирает до костей. Кого я хочу обмануть? Какое мне дело до того, как Триша воспитывает своих детей? Сознание того, что в ней растет новая жизнь – вот что не давало мне покоя. И при том, что у нас было с Джимми, могла ли я надеяться, что у нас еще будет ребенок?
    Пятница, 17 декабря. Наконец, наступил этот день. Энн Мари чудесно поет, и всегда любила петь - она так радовалась, что ей дали роль в этом спектакле. Каждый день на большой перемене ходила на репетиции, повторяла партии в ванной, в своей комнате… если честно, меня тошнило уже от этих песен. Она ушла, с друзьями договорилась встретиться пораньше, а я ждала, когда Джимми придет с работы, чтобы вместе пойти в школу на концерт. Маме ужасно хотелось пойти с нами, но сил у нее совсем нет.
    Мы с Энн Мари перекусили пораньше, а Джимми я оставила вегетарианскую лазанью, только в микроволновке разогреть – пока он примет душ, как раз будет готова. И на кровати разложила одежду. Если вам нужно, чтобы Джимми собрался вовремя, надо все продумать заранее.
    Он появился в четверть седьмого – вошел, неспеша, бросил в прихожей сумку.
    — Джимми, бегом в душ. Ужин на столе, одежда на кровати. Давай, шевелись.
    — Времени полно, малыш, чего суетиться. — Он нагнулся и начал развязывать шнурки своих больших, черных, заляпанных краской ботинок.
    — Джимми, начало в половине седьмого, и я не хочу опаздывать.
    — Ты иди, малыш, не волнуйся, я разберусь. Мне к восьми, не раньше.
    — Что ты мелешь? Концерт в половине восьмого.
    Он выпрямился.
    — Я на концерт не иду.
    — То есть?
    — Сегодня в Центре выступает лама Тонден, ну, один из самых главных. Он только прилетел из Америки.
    — Джимми, я ушам своим не верю.
    — Но я же тебе давно рассказывал. Такой величины лама ни разу к нам не приезжал. Он бежал из Тибета в Калифорнию и основал там крупный центр для буддистов – это, считай, приятель самого Далай Ламы.
    Я стояла с тарелкой лазаньи в руке. Едва удержалась, чтобы не швырнуть ею в Джимми.
    — Малыш, он просветленный.
    Что-то внутри меня оборвалось и похолодело - я вдруг ощутила, что ужасно устала.
    — А Энн Мари — твоя дочь.
    Он подошел ко мне, попытался обнять.
    — Не…
    — Малыш…
    — … прикасайся ко мне. — Я шагнула назад. — И я тебе не малыш!
    Не помню, чтобы хоть раз я была настолько вне себя. Злая, как черт, я сидела в первом ряду и не видела никого. В первом отделении выступал оркестр, и родители вокруг меня улыбались и слегка толкали друг друга локтями, когда их ребенок вставал и исполнял соло. А я просидела с каменным лицом. В антракте осталась на месте. Опасалась, что если выйду выпить чая, то встречу кого-нибудь из знакомых, - и я просто не знала бы, что им сказать.
    Нет, каков гусь. Вот эгоист, и до чего самовлюбленный – просто не верится. И этот чертов его буддизм. Изо дня в день сидит, уставившись на свой пупок, и ничего вокруг не видит. Ясность ему подавайте. Ясность! Открыл бы глаза – может, кое-что и увидел бы ясно. Порвал пленку брата с юбилейной вечеринкой, потому что ему, видите ли, не понравилось, что он там ведет себя по-идиотски. Решил стать вегетарианцем. А кто теперь ищет рецепты и готовит по два ужина каждый вечер? Потом решает не спать со мной – и я соглашаюсь поневоле. Но ради Энн Мари я могла со всем этим смириться: он ее папа, и она его обожает – это самое главное. И он всегда был хорошим отцом. Но как мне сказать Энн Мари, что папочка не пришел, потому что у него эта чертова встреча с каким-то несчастным ламой?
    После антракта все вернулись на свои места. Во втором отделении был спектакль - «Иосиф и его разноцветное платье». Подняли занавес, и на сцену выбежала вереница ребят в черных брюках и футболках разных цветов - они как бы составляли платье Иосифа. Энн Мари в красной футболке была крайней слева, рядом в желтой майке была ее подруга Ниша. Учительница музыки, молодая рыжеволосая женщина, села за пианино, кивнула – и дети хором запели. Эту песню я дома слышала уже, наверное, тысячу раз, но теперь она будто ожила, зазвучала по-новому. В той части, где перечисляются цвета, каждый ребенок по очереди делал шаг вперед. Энн Мари была первой — она шагнула вперед точно на слове «red».
    Спектакль был изумительный. Без особенных каких-то декораций, и не сказать, что каждый ребенок блистал – вообще-то, у мальчика в роли Иосифа голос не самый выдающийся, - но как они старались! В середине спектакля был номер Энн Мари - «Any Dream Will Do». Это, на самом деле, соло Иосифа, но вторым голосом пела Энн Мари. Мальчик стоял в центре, а она чуть в стороне, в розовом луче прожектора. Конечно, это моя дочь, и не мне судить, но пели они чудесно. И меня изумил не только ее голос. Все-таки, не одно и то же - петь в ванной и на сцене, в одиночестве перед публикой. Она держалась до того уверенно, и пела так прекрасно, так искренне – всю душу вложила, - что у меня на глаза навернулись слезы. Ее папа должен был это слышать. Похожи как две капли воды – тот же взгляд. И как она держится – я вспомнила, как он выступал вместе с группой, когда мы были молодые. Песни, конечно, были не те – но он так же выкладывался, и неважно, сколько было народу: пять человек или зал битком. Папина дочка. Это, наверно, естественно. Только жаль, что у нас нет мальчика – может, он был бы похож на меня.
    И все время я думала, что ей скажу. Сперва я была до того зла, что хотела сказать: папочке на тебя наплевать, так что он не пришел. Но поняла, что не смогу. Когда спектакль закончился, дети, радостные, восторженные, выбежали из-за кулис. Я хотела обнять ее, но побоялась, что перед друзьями ей будет неловко.
    — Блестяще, доча, просто великолепно.
    — Как я выступила, ничего?
    — Ты выступила чудесно.
    Рядом стояла учительница Энн Мари.
    — Вы мама Энн Мари?
    — Да.
    — Она очень талантлива. И как трудилась над ролью!
    — Она и дома репетировала.
    — Она у нас просто звезда.
    Учительница заговорила с кем-то еще, и Энн Мари спросила:
    — А папа где?
    — Ему пришлось уйти пораньше – у него была встреча назначена, ушел почти перед самым концом. Просил передать тебе, что ты молодец, он потом тебе лично все скажет.