ПАПА-БУДДА - ЛИЗ

ЛИЗ

    Около девяти зазвонил телефон.
    — Лиз?
    — Дэвид, привет.
    — Ты как?
    — Ничего. Устала.
    — Лиз, на самом деле, я думаю, нам еще раз надо встретиться, поговорить.
    Как я устала от этих разговоров. О чем говорить?
    — Эй, ты куда пропала? Лиз, у тебя завтра выходной?
    — Конечно - у королевы День рождения, дай ей Бог здоровья.
    — Хочешь, поедем куда-нибудь за город?
    — Можно. А куда?
    — Не знаю. Если не хочешь садиться за руль, давай на поезде. В Ларгс, или Хеленсбург, или еще куда-нибудь.
    — На свежий воздух – это дело хорошее.
    — Жду тебя на Центральном вокзале в двенадцать… под часами.
    Энн Мари высунулась в дверь и сняла наушники.
    — Это Ниша?
    — Нет. Ты к ней завтра в гости?
    — Да, после полудня. Мы почти доделали эту запись… последние штрихи остались.
    И она исчезла в своей комнате. Когда все уляжется, когда пойму, что у меня в жизни происходит, постараюсь почаще бывать с Энн Мари, надо вникнуть в ее интересы.
    Но черт, как это сделать? А рассказать про ребенка ей придется в ближайшее время, как бы ни сложились отношения у нас с Дэвидом, и одному Богу ведомо, как она это воспримет.
    Жара стояла страшная, но с моря в лицо дул свежий, прохладный ветерок. Мы гуляли по набережной - он взял меня за руку. Я в первый раз вот так шла с ним по улице – дома я все время боялась, что нас кто-то заметит.
    Поначалу мы, не говоря ни слова, просто гуляли, никуда не спеша, смотрели, как облака бегут по небу и дети играют в песке.
    — Мы приезжали сюда, когда я был маленький, - произнес он. – А вы?
    — Пару раз. Но чаще в Солткотс. Пока отец работал, мы все время летом где-то отдыхали. А потом он заболел, и отдыху пришел конец.
    — А когда это случилось?
    — Мне было лет десять… Он умер, когда мне было пятнадцать.
    — Ты толком о нем не рассказывала.
    — Из-за мамы, наверное. Она почти о нем не говорила. Только в последние месяцы, когда сама заболела, упоминала о нем.
    — Их так воспитали.
    — Наверно, она не могла по-другому. Ей несладко пришлось – когда он заболел и перестал работать, она тут и там подрабатывала уборщицей – денег-то в доме не было. Конечно, мы этого не понимали.
    — Что с детей возьмешь.
    — Больше всего меня мучили бесплатные обеды – мне было так стыдно, когда по понедельникам учитель с утра выдавал нам талоны. Мама велела брать, а я говорила, что не хочу. Так злилась на нее – не понимала, как трудно ей было сводить концы с концами.
    Мы уже долго шли по набережной и добрались до пляжа, где было потише. Мы сели на скамейку. Берег был чуть более каменистый, и детей не так много.
    — Лиз, я хотел тебе кое-что рассказать. — Он снова уставился на мою ладонь и принялся водить по ней пальцем, чертя круги. — Мне предложили место в программе по обмену, чтобы продолжить учебу в Штатах.
    — А подробнее?
    — Придется уехать на год, не меньше. А если я им понравлюсь, и выдадут грант, значит, на больший срок. Я пока не сообщал им, что согласен… но до пятницы надо решить.
    — Когда ты узнал?
    — В четверг пришло письмо. Я отправил заявку полгода назад, но мой научный сказал, что шансы у меня призрачные, так что я об этом почти забыл. Я хотел тебе в пятницу сказать, а потом… вот эта новость. И я не знаю, что им отвечать.
    — Ты едешь?
    — Как мы с тобой решим.
    — Это тебе решать. Ты хочешь поехать?
    — Конечно, хочу. Такие перспективы. Но я не хочу тебя бросать.
    Я взяла его руку.
    — Я тоже хотела кое-что тебе рассказать. Вчера у меня было кровотечение.
    — А подробнее?
    — Я была в больнице, меня обследовали. Все в порядке.
    — А я на миг подумал…
    — Что ребенка больше нет. Удобно было бы, правда?
    — Лиз, я не имел этого в виду.
    — А выход идеальный, правда?
    — Наверно.
    Он положил руку мне на плечо.
    — Прости, я не хотел. Ты как, в порядке?
    — Да.
    — А из-за чего кровотечение?
    — Неясно. Такое бывает – на этом сроке с Энн Мари у меня тоже шла кровь. Надо просто поберечься пару месяцев. После первых недель тринадцати можно не беспокоиться.
    — А пока все еще может случиться?
    — Да.
    Над нами с криком кружила чайка – вот, она спикировала к земле, потом взмыла вверх и полетела над морем, удаляясь от берега. Наверно, до той минуты у меня еще оставались крохи надежды на то, что мы будем вместе, и что все образуется, когда родится ребенок. По ночам, засыпая в постели, я представляла, как он увидит малыша в первый раз, каким будет его лицо, представляла, как через несколько лет мы с Энн Мари будем жить все вместе, а он уже защитится и будет работать – может, в университете преподавать.
    Но я ощутила, что он надеется - все еще надеется, что в эти недели, быть может, у меня будет выкидыш, и он станет свободен.
    Я поднялась.
    — Ну что, сыграем в гольф?
    — В гольф?
    — Мы же отдыхать приехали.
    На поле для гольфа никого почти не было, там резвились только двое мальчишек. Дэвид ударил первым, и мяч пролетел дальше лунки фута на четыре. Я встала, взяла клюшку обеими руками, посмотрела на лунку, слегка размахнулась, и мяч, описав ровную дугу, приземлился в паре дюймов от цели.
    Дэвид поднял вверх большой палец:
    — Класс.
    Настал его черед. Сначала мяч, пролетев мимо лунки, упал слишком далеко, а потом он бил так осторожно, что достиг цели только через три удара.
    Легким ударом я закатила свой мяч в лунку.
    — Два — пять.
    — Ладно тебе, мы же не на счет? Я играть вообще не умею.
    — Без счета неинтересно.
    — Я разойдусь еще, вот увидишь.
    Но остальная игра прошла в том же духе: я загоняла мяч в лунку за два-три хода, а у него мяч либо улетал куда-то ввысь и приземлялся слишком далеко, либо он бил слишком слабо, и мяч еле катился, не достигая цели.
    Так здорово, когда в гольфе игра идет - когда чувствуешь, что клюшка работает сама по себе, словно без твоего участия, - ты просто прицеливаешься. Мы почти не говорили - только Дэвид, когда сильно мазал, бормотал «Боже» или «черт», - и в итоге я перестала вести счет и сосредоточилась на ударах. Наконец, на 14-ой поляне у меня получилось: мячик медленно и ровно прокатился по траве и попал прямо в лунку.
    — Похоже, мне пора сдаваться.
    — Нетушки, доигрывай.
    — Чтоб опозориться по полной программе.
    Потом мы пошли в кафе и сели за столиком у окна. Дэвид заглянул в меню.
    — Мороженое будешь? Я хочу большую порцию чего-нибудь навороченного - «Триумф Никербокера» , например.
    — Это я вряд ли я осилю. Мне просто шарик пломбира.
    — Не похоже, чтобы ты ела за двоих.
    На обратном пути в поезде была духота, которая словно копилась весь день – жар шел и от солнца, и от нагретого вагона. Юбка на мне помялась, спереди темнело пятно от травы. Дэвид обнял меня одной рукой.
    — День был чудесный.
    — Да, и правда.
    — Давай еще куда-нибудь выберемся.
    — Это вряд ли.
    Я посмотрела в окно. Блеск солнечной дорожки на темно-синем море.
    — Тебе будет некогда – надо готовиться к отъезду.
    — Я же не говорил, что все решил, что я уеду.
    — Ты уедешь.
    — А ребенок?
    — А что ребенок? Ты уедешь в Америку, тебя тут не будет.
    — Я не хочу тебя бросать.
    — А ты и не бросаешь. У тебя большие перспективы. Здесь тебе делать нечего. Надо ехать. А мне тоже кое с чем надо разобраться.
    Когда я вернулась, Джимми был на кухне, ставил в духовку запеканку.
    — Зашел тебя навестить, но Энн Мари сказала, что тебя нет. Она в гостях у Ниши. Вот, подумал: сделаю что-то полезное.
    — Спасибо.
    — Тебе нужны силы.
    — Пожалуй.
    Я взяла чайник, пустила холодную воду.
    — Будешь чаю?
    — Буду, спасибо.
    Мы сели в кухне за столом, перед нами две одинаковые чашки. Пьем чай, слушаем, как тикают часы. Будто и не менялось ничего. Хотя Джимми тут больше не живет, все, как прежде. Но теперь так больше не будет – во мне растет ребенок, и скоро все изменится.
    — Джимми, когда мы скажем Энн Мари?
    — А что мы скажем Энн Мари? Этот парень, он будет жить с тобой? Или ты к нему переедешь?
    — Нет. Никто никуда не переедет. Мы с ним сегодня виделись. В последний раз.
    Его лицо потемнело, осунулось – казалось, оно вытесано из дерева.
    — Это как – в последний раз? Так нельзя – ты же мать его ребенка.
    — Да, я мать его ребенка. Он меня не бросал. Я сама сказала, что больше не хочу его видеть.
    — Почему?
    — Потому что не хочу. Давай сейчас не будем о нем, ладно? Как быть с Энн Мари? Думаю, нам надо ей вместе сказать.
    — Тебе виднее.
    — Джимми, для нее это страшное будет потрясение, и мы должны быть с ней рядом. Знаешь, что я подумала…
    — Что?
    — Мы с Энн Мари едем на море — коттедж был оплачен еще до того, как мама умерла, и… словом, поедешь с нами? Тогда мы и скажем – когда будем все вместе, и далеко отсюда.