Кто в цари последний? Никого? Тогда я первый буду... ©

О.Пална очень желала, чтобы появился перевод этих книжек на русский язык - долго мечтала и... даже осуществила мечты.

ПАПА-БУДДА - ДЖИММИ

Индекс материала
ПАПА-БУДДА
ЭНН МАРИ
* * *
ЛИЗ
ДЖИММИ
* * *
ЭНН МАРИ
ЛИЗ
* * *
ЭНН МАРИ
ЛИЗ
ДЖИММИ
ЛИЗ
ЭНН МАРИ
ДЖИММИ
ЛИЗ
ЭНН МАРИ
ЛИЗ
* * *
* * *
ЭНН МАРИ
ЛИЗ
ЭНН МАРИ
* * *
ДЖИММИ
ЛИЗ
ЭНН МАРИ
ЛИЗ
ДЖИММИ
ЛИЗ
ЭНН МАРИ
ДЖИММИ
ЛИЗ
ДЖИММИ
ЛИЗ
ЭНН МАРИ
Все страницы

ДЖИММИ

    Я открыл дверь и увидел Лиз; она стояла перед зеркалом и укладывала волосы гелем. На ней была короткая красная юбка и джинсовая куртка. Я даже онемел: выглядела она бесподобно.
    Она обернулась:
    — А, привет.
    — Привет.
    Я не мог смотреть ей в глаза — она, должно быть, поняла, что во мне творится. Жаль, что нельзя просто взять и отключить это дело — не навсегда, просто на время, пока не разберусь с самим собой. Но так не бывает. Когда я только начал воздерживаться, меня это особо не беспокоило — я чувствовал, что все под контролем, что могу об этом не думать. Но потом стало накатывать все чаще. А в последнее время Лиз выходит из дому вся разодетая, на вечеринки, что ли, или еще куда, и я понимаю, что дело туго. Во всех смыслах.
    Лиз приоткрыла дверь в гостиную.
    — Энн Мари, я ушла.
    — Пока, мам.
    — Джимми, я буду не очень поздно.
    — Это как пожелаешь.
    Энн Мари с пультом в руках разлеглась на диване.
    — Привет, доча. Я слышал, вы на этой неделе приходили в Центр.
    — Ага, пап. Нас по религиоведению водили на экскурсию. — Она поднялась с дивана и принялась рыться в куче кассет. — Пап, я видела твою роспись на стене.
    — И как?
    — По-моему, просто здорово.
    — Она еще не готова.
    — Я поняла. Все равно здорово, правда. — Она вынула кассету из коробки. — Ты, пап, настоящий художник.
    — Я просто перерисовал картинку из книжки. Мне кажется, так повеселее будет. В Тибете у них кругом росписи — яркие цвета, узоры и все такое.
    Энн Мари села рядом со мной.
    — Пап, я не нашла ни одного приличного фильма и подумала: может, вот что посмотрим? Это передача про Мадонну.
    — Ты никак Мадонной увлеклась? Ладно, ставь. Но при одном условии: потом смотрим что-нибудь про панк-рок.
    Она недовольно поморщилась.
    — Ладно. А что, в те годы было видео?
    Эту передачу я пропустил и теперь смотрел даже с интересом. Там шла речь о карьере Мадонны: как все началось, и как она потом менялась. Такая музыка, если честно, не совсем по мне, но Энн Мари просто прилипла к экрану. Ловила каждое слово, каждое движение. До чего все-таки странно, что она увлеклась Мадонной, — девчонки в ее возрасте слушают каких-нибудь мальчиков. Мадонна выглядит потрясающе, а постарше меня будет.
    — В твоем возрасте я слушал только современную музыку. Песни двухлетней давности — и даже двухнедельной — уже считал старьем.
    — Но Мадонна не такая, как все. Она все время разная, постоянно меняет имидж, музыку, все делает по-новому. И вообще на свой возраст не выглядит. Кстати, она опять ждет ребенка.
    — Да ну?
    — Пап, об этом писали в газетах, и по телевизору рассказывали, и вообще — ты будто в Тибете живешь.
    — Почти что в Тибете — в Центре нет ни телевизора, ни радио, а газеты читать мне просто надоело.
    — Папа, тебе надо чаще бывать на людях.
    — Нет, вы ее только послушайте. Кстати, ты мне напомнила: я как раз хотел у тебя спросить, какие у тебя планы на завтра. Я еду в Эдинбург - может, составишь мне компанию? Хочешь, сходим в замок?
    — Я собиралась к Нише.
    — И ее можем взять. Мне надо к Барбаре, но это всего на десять минут, и у нас останется еще целый день, так что сходим куда-нибудь.
    — К Барбаре?
    — Ну да, помнишь, я у нее делал ремонт в прошлом году.
    — Помню.
    — Она позвонила и попросила отремонтировать кабинет — вот хочу посмотреть, что там надо делать, и возьму у нее ключи.
    — А зачем она дает тебе ключи?
    — Чтобы я мог попасть в дом. Она уезжает в отпуск и хочет, чтобы я покрасил стены, пока ее не будет.
    — А. — Энн Мари вынула кассету из видеомагнитофона и вставила назад в коробку. Потом посмотрела на меня: — Пап, между тобой и Барбарой что-то есть?
    — Между мной и… Энн Мари, ты шутишь?
    — Нет, просто спрашиваю.
    — Разумеется, ничего между нами нет. Я просто делаю у нее ремонт.
    Меня будто оглушили. Вот моя дочка тут сидит и как бы между прочим спрашивает, не завел ли я роман на стороне. Ни капли не сомневаюсь, что Лиз такого не говорила. Не способна она на такое – и потом, она знает, что это неправда. Может, при Энн Мари такое кто-то говорил? Триша? Или эта Никки?
    Я встал с дивана, сел на пол рядом с Энн Мари и обнял ее рукой.
    — Энн Мари, клянусь, что между мной и Барбарой, между мной и кем бы то ни было ничего нет. Мы с мамой расстались, но у меня нет никого — мы так тебе и сказали.
    — Я знаю, пап.
    — Ну подумай, разве стал бы я звать тебя и Нишу в Эдинбург, если бы у меня был с ней роман.
    — Но Шарлин сказала…
    — Шарлин? Ты с ней все это обсуждала?
    — Нет, пап. Но в прошлом году, когда ее папа захотел познакомить их со своей новой подружкой, он сказал Шарлин и ее младшему брату, что они просто друзья, и она гуляла с ними в парке и покупала им мороженое, а потом пошла домой, как ни в чем не бывало. А потом они узнали, что он с ней живет уже несколько месяцев.
    Я не знал, что сказать. В горле стоял ком. Хотелось разреветься. И не из-за себя или Энн Мари. А из-за Шарлин, ее брата, их папы и мамы и этой девушки – бедные, сидели в парке, ели мороженое. Почему-то мне стало их так жалко.
    Выдался такой день, который в Эдинбурге обычное дело, а в Глазго большая редкость: ярко-синее небо, белые пушистые облака и порывистый ветер. Мне по душе такие дни — вот когда понимаешь, что живешь. Я ехал по дороге, и мне было хорошо — может, еще оттого, что девчонки сидели рядом со мной. Я даже не очень обращал внимание на шум, который они называли музыкой. Всю дорогу они ставили кассеты и слушали какую-то танцевальную муть. Один и тот же ритм долбил по мозгам снова и снова. Когда кассета закончилась, я сказал:
    — Беру назад все, что говорил про Мадонну. Вам это правда нравится?
    — Мистер Маккенна, мы это просто изучаем.
    — Как это?
    — Для записи, пап. Ниша берет кассеты у Гарприта — мы пока слушаем все подряд, вдруг почерпнем новые идеи.
    — С таким же успехом можно слушать стиральную машинку.
    Ниша рассмеялась:
    — Отличная мысль, мистер Маккенна, — можно закольцевать стук центрифуги.
    — И как успехи? Диск, наверное, почти готов?
    — Основная дорожка записана, но еще работать и работать.
    — Потому что Ниша все время говорит: «Не годится, давай переделаем».
    — Это я говорю «давай переделаем»?
    Они захихикали, как заговорщицы.
    — Жду не дождусь, когда ваш диск можно будет послушать. Ну, вот мы и приехали, на этой улице живет Барбара — повезет, если найдется местечко для парковки. А может, встану просто перед этой машиной, я-то всего на минутку. Зайдете со мной?
    — Нет, пап, мы в машине подождем.
    Я позвонил в дверь и понял, что лицо у меня горит. Я знал, что между нами с Барбарой ничего нет, но, после того что сказала Энн Мари, уже ни в чем не был уверен.
    — Здравствуй, Джимми. — Она обняла меня и поцеловала в щеку. Слава Богу, что девочки со мной не пошли.
    — Привет. Барбара, я ненадолго: в машине ждет Энн Мари с подружкой.
    — Что же ты не позвал их с собой? Я очень хотела бы с ними познакомиться.
    — Парковаться было негде, загородил кому-то выезд.
    — Ну, в другой раз. Вот запасные ключи: медный от двери в подъезде, эти два от квартиры. Я завтра уезжаю, вернусь через две недели. Тебе надо посмотреть еще раз комнату?
    — Пожалуй. Уже не помню, каких она размеров.
    Она провела меня в маленькую квадратную комнату, гораздо меньше остальных, в дальнем конце квартиры. Никакой мебели там не было.
    — Я все вынесла, чтобы вы могли тут развернуться. Вам нетрудно будет снять занавески?
    — Конечно, мы снимем. В какой цвет думаешь красить?
    — В белый — может, чуть бежеватый, только не темный. Что-нибудь чистое и светлое. Чтобы не отвлекаться во время работы.
    — Хорошо. Это дело нехитрое. Извини, мне пора.
    — Я тебя провожу — поздороваюсь с девочками.
    — Привет. Ты, наверное, Энн Мари — я так много о тебе слышала.
    — Привет.
    — А ты…
    — Это Ниша.
    — Здравствуй, Ниша. Куда вы сегодня собрались?
    Я посмотрел на девочек:
    — Еще не решили. Может, пойдем в замок. Или просто побродим по городу.
    — Не хотите подняться на Трон Артура ? И погода подходящая.
    — Никогда там не был.
    — Не пожалеете. Вид оттуда чудесный.
    — Спасибо. Хорошо тебе отдохнуть.
    — Постараюсь. Пока, девочки, рада была познакомиться.
    Я лежал на спине, закрыв глаза, слушал болтовню и смех девочек, и солнце светило мне в лицо. Я был счастлив. Просто счастлив. Давно уже не чувствовал себя таким счастливым. Хорошо-то как, просто лежать на солнышке. И вдруг у меня живот свело от страха — будто на американских горках, когда ты подвисаешь и падаешь, и внутренности словно тянут из тебя. Я открыл глаза, кругом все по-прежнему: солнце, крыши Эдинбурга внизу, холмы, Энн Мари и Ниша сидят на траве в полуметре от меня.
    Тревога почти улетучилась, и я сделал глубокий вдох, чтобы совсем успокоиться. Я посмотрел в небо — бездонное, бескрайнее, и облака так близко, что можно коснуться рукой. Когда Энн Мари было шесть лет, я выкрасил потолок в ее комнате в голубой цвет и нарисовал на нем облака.
    — Эй, пап, ты спишь?
    — Нет, просто отдыхаю. Ну что, бежим вниз наперегонки?
    — Безнадега, пап - Ниша быстрее всех, она чемпионка школы в беге на четыреста метров.
    — Правда, Ниша?
    — Ага.
    — Ну ты даешь — и поешь, и бегаешь.
    — И еще крутит колесо. Смотри, — сказала Энн Мари и сама крутанулась - довольно хорошо, только приземлилась чуток неуверенно, - и отошла в сторонку, уступив место Нише. Ниша сделала колесо четко и быстро, а потом еще раз и еще: ее силуэт закружился на фоне голубого неба. Я захлопал.
    — Все, хватит, я устал смотреть, что вы тут вытворяете. Пора по мороженому.
    Той ночью я лежал в спальнике, смотрел, как свет фар из-под занавесок движется по плинтусу, и эта картина возникала у меня в памяти снова и снова: голубое небо, белые облака и две девочки крутят колесо.